Григоровичу — 90. Он по-прежнему прекрасно выглядит, ясно мыслит, дельно говорит. Возможно, это — гены. Но судя по биографии, дело в трудолюбии и постоянной занятости. Григорович 30 лет руководил балетом Большого театра и по сей день является его балетмейстером. Здесь идут 11 его спектаклей, в том числе самый сказочный и дорогой — «Щелкунчик», самый популярный и брендовый — «Лебединое озеро». Накануне юбилея хореограф посетил посвященную ему выставку в ГЦТМ имени Бахрушина, где в тесном дружеском кругу вспомнил о былом. «Известия» публикуют фрагменты этой беседы.
Это было 60 лет назад. Я был молод. Первым спектаклем, который я сделал на профессиональной сцене в 1957 году, был балет «Каменный цветок» на музыку Сергея Прокофьева. Это последний большой проект Сергея Сергеевича. Когда я решил ставить его в Ленинградском театре оперы и балета им. С.М. Кирова (ныне Мариинский), поехал в Москву, побывал в квартире Прокофьева в Камергерском переулке. Его уже не было в живых. Он умер 5 марта 1953 года в один день со Сталиным.
Меня встретила вдова композитора Мира Мендельсон. «Я хочу показать вам кабинет Сергея Сергеевича и последние ноты, им написанные», — предложила она мне. Я вошел в небольшую комнатку, в углу стояло пианино. А на пюпитре — ноты «Каменного цветка» с записью Прокофьева.
В классическом репертуаре чаще всего используют такие балеты Прокофьева, как «Золушка» или «Ромео и Джульетта». Мне же было интересно взять для работы детскую сказку Бажова о каменном цветке и хозяйке Медной горы. А для того чтобы войти в атмосферу, я предложил главному художнику Кировского театра Симону Вирсаладзе съездить на Урал. Он никогда не был в тех краях, а я жил там во время эвакуации — туда отправили Ленинградское хореографическое училище, где я учился.
Мы с Симоном побывали во всех местах, перечисленных в бажовских сказах. Это была очень интересная поездка, она дала много внутренних импульсов для работы. Вирсаладзе придумал удивительно красивые декорации. Сцена открывалась, а в глубине ее была большая малахитовая шкатулка, на фоне которой появлялись герои.
Спектакль мы делали в неурочное время. Молодые артисты, которые потом стали народными, — Ирина Колпакова, Алла Осипенко, Анатолий Гридин, Александр Грибов — работали в перерывах между репетициями. Легендарная прима-балерина Мариинского театра Татьяна Михайловна Вечеслова была у нас репетитором.
Мне очень приятно, что спустя почти 60 лет в юбилейный год Сергея Сергеевича Прокофьева эту постановку решили восстановить на сцене Мариинского театра. 6 декабря была премьера в Санкт-Петербурге. Конечно, за это время я много где еще ставил этот балет. Что-то исправлял, менял, улучшал. В итоге это уже не совсем тот спектакль, который я впервые представил в Мариинке. Многое сделано заново. Замечательных исполнителей, которые были у меня, уже нет, но есть другие, молодые, не менее замечательные.
Я сам 15 лет танцевал на сцене Мариинского театра. И с актерами всегда честен. Понимаю, насколько эта профессия трудна. Понимаю, насколько огорчительно любое замечание, которое ты делаешь танцовщику. И наоборот — любое неприятие и тебе доставляет дискомфорт. Не для всех актеров я был одинаковым. К каждому искал индивидуальный подход.
В театре важна атмосфера взаимного созидания. Когда ты делаешь свое дело, интересуешься теми, с кем идешь рука об руку, тогда и они тебе помогают — и в итоге мы вместе создаем спектакль. Правда, бывали случаи, когда приходилось работать и с теми, с кем совсем не хотелось. Но я всегда старался выстраивать и такие отношения.
Когда я в 1978 году ставил в Гранд-опера «Ромео и Джульетту», то вызвал несколько артистов на партию Тибальда. Пришли трое. Попробовал с ними самые важные, специфические моменты. Двое меня устроили, один нет. Первая репетиция, вторая… После третьей, думаю, скажу, кого хотел бы видеть в спектакле. Но режиссерское управление мне говорит: «Нет, простите. Вы три репетиции провели, значит, со всеми и работать будете. Свое предпочтение могли бы высказать после второй репетиции». «Но мне никто не сказал, что так надо», — возмутился я. «Ну уж это не имеет значения. Работайте со всеми». Вот такая там система отсева.
А у нас совсем не так. Иной раз спустя несколько репетиций актер сам понимает, что не идет у него роль. Мы как-то спокойно обоюдно всё решаем и расстаемся. Так что каких-то безумных творческих столкновений с актерами у меня не было.
Различие между поколениями артистов, конечно, существует. С 1960–1970-х годов многое изменилось — в жизни, искусстве, отношениях. И это не хорошо и не плохо, жизнь такая. Иногда рождается много хороших артистов, а порой ни одного. Нет никакого регламента — в этом году появится десять звезд балета, а в следующем — девять. Как пойдет. Это природа, с ней ничего не поделаешь.
С актерами я всегда работал с удовольствием — и с теми, кто специально приходил ко мне, и с теми, которых предлагал театр. Я чувствую, когда артист может сделать то, что я предлагаю, а когда нет. Иногда, правда, ошибаюсь. Но редко.
Мне приятно посмотреть, с чем я пришел к своему юбилею. Во время фестиваля, который устроили в Большом театре, покажут 11 из 15 моих постановок. Я доволен. И это не какое-то удовлетворение, а приятное ощущение, что все-таки не даром прошла жизнь в Большом театре. Были паузы, когда не шли какие-то спектакли. Но спустя несколько лет их возобновляли. Об именной выставке в ГЦТМ имени Бахрушина
Потрясающая выставка — «Эра Григоровича»… Она так прекрасна, что и не знаешь, какие слова подобрать. Я не ожидал, что это будет сделано так… Создается видимость моей жизни в искусстве. Это большое счастье — видеть часть своего пути в афишах, фотографиях, высказываниях. Смотришь на снимки, а на них мои друзья, артисты, люди с которыми сводила судьба, с которыми работал. Хочется, чтобы эта красивая выставка заинтересовала зрителей.
Если меня спросить, о чем я мечтаю, отвечу: отдохнуть немножко…